Проблема легитимации все чаще оказывается в центре внимания различного рода специалистов, при этом большинство рассмотрений проходят в классическом русле: легитимность ограничивается исключительно политической сферой. Определенные концепции позволяют поставить под сомнение достаточность такого рассмотрения, тем более, что современная ситуация общества, по-видимому, требует нового подхода к указанной проблеме. Указать на основные штрихи подобного подхода и является целью данной работы.
Легитимность определяется как термин, применяемый в социологии «для характеристики социального порядка, обладающего престижем, в силу которого он диктует обязательные требования и устанавливает образцы поведения» [11, с.156].
* * *
При анализе проблемы легитимации нельзя обойтись без концепции М. Вебера, концепции о типах легитимного господства, то есть такого господства, которое признано со стороны управляемых индивидов. Господство, по М. Веберу, означает шанс встретить повиновение определенному приказу.
Для М.Вебера типы господства вытекают из типов «мотивов уступчивости». Таких мотивов три и в соответствии с ними различают три чистых типа господства:
1. Легальное господство. В его основе лежит целерациональное действие. К такому типу, по мнению М.Вебера, относятся современные ему европейские буржуазные государства. В данном случае подчиняются не личности, а законам. Причем законам подчиняются все, в том числе и управляющие.
2. Традиционное господство. Эта форма господства держится на представлении о святости традиций, старых порядков, уважении предков и т. д.
3. Харизматическое господство. Оно базируется на экстраординарности (реальной или мнимой) лидера, его способности вести за собой людей и силой своей личности, силой, дарованной свыше, оправдывать те или иные поступки.
Наиболее интересным здесь представляется первый тип – тип легального господства. Здесь мотивом подчинения власти служит рациональный интерес. Государственная машина – «носитель формальной рациональности» – занимается организацией удовлетворения личных и общественных потребностей. Несмотря на рациональность такой мотивации, сам М.Вебер отмечает, что этому типу господства недостает легитимности, он имеет более слабую легитимирующую силу, чем традиционное или харизматическое господство. Поэтому легальный тип господства должен быть подкреплен традицией или харизмой. Государственная безличная машина должна получить «программу» от, например, плебисцитарно избранного лидера. Эта программа есть носитель определенных ценностей. И эти ценности, как и факт всенародного избрания лидера, сообщают легальному типу господства недостающую легитимность.
Это положение вызвало бурную дискуссию среди толкователей М. Вебера. Например, И. Винкельман предположил, что М. Вебер имел в виду дополнительную легитимацию путем утверждения базовых либеральных ценностей. И эти ценности имеют не меньшую легитимирующую силу, чем ценности традиционного общества. Другой исследователь творчества М. Вебера, В. Момзен, возражает И. Винкельману [6], опираясь при этом на рассуждения самого М. Вебера, который действительно основывал легальное господство на целерациональном, а не ценностнорациональном действии. Если интерпретировать эту ситуацию в концепции М. Вебера под интересующим нас углом зрения, мы получим следующее. Разумность и эффективность законного управления обществом для людей не самодостаточны, точнее не самодостаточны альтернативы политического режима. Необходимо более глубокое культурное либо личностное обоснование (для граждан), чтобы вызвать их одобрение или признание.
* * *
Весьма интересный подход к проблеме легитимации демонстрирует нам такой видный социолог как Т. Парсонс. Своеобразие его концепции состоит в том, что общество он рассматривает как систему, обладающую свойствами самоорганизации. Т. Парсонс формулирует инвариантный набор функциональных проблем, решение которых обязательно, если система действительно сохраняет свои границы: проблема адаптации системы к внешним объектам, проблема целедостижения, проблема интеграции (поддержание «гармонического» бесконфликтного отношения между элементами системы) и проблема воспроизводства структуры и снятия напряжений (сохранение интернализованных и институционализованных нормативных предписаний и обеспечения следования им). Выполнение этих функций на уровне общества обеспечивают соответствующие подсистемы:
функцию адаптации – система «поведенческий организм»;
функцию целедостижения – система личности;
функцию интеграции – социальная система (она же, по Т. Парсонсу, является ядром общества как системы);
функцию воспроизводства структуры (или, что в данном случае одно и то же, поддержания образца) – система культуры.
Каждая из выделенных подсистем в свою очередь должна для своего успешного функционирования выполнить указанный набор функций, для чего в каждой из подсистем имеются (или могут быть выделены) подсистемы еще более низкого уровня. Так, например, для социальной системы выполняют
функцию адаптации – экономическая система,
функцию целедостижения – политическая система,
функцию интеграции – система социетальной общности,
функцию поддержания образца – система социализации.
Выделение уровней можно продолжать до тех пор, пока мы не опишем конкретное социальное явление.
Т. Парсонс, естественно, самым тщательным образом описал как сами системы и подсистемы различного уровня, так и правила и критерии их выделения, однако, воспроизведение этих описаний в данной работе потребовало бы объема, не меньшего (если не большего), чем сами труды Т. Парсонса.
В данной работе наиболее важными выступают отношения социальной системы к системе культуры. Центральной функциональной потребностью этих отношений является легитимация нормативного порядка социальной системы, то есть обоснование правильности или неправильности тех или иных действий индивида. Концепция легитимации Т. Парсонса не предполагает приложения морали к социальным отношениям; она предполагает, что более правильным является следование институционализированным образцам, чем отклонение от них. Непосредственным звеном, связывающим социальную и культурную систему, выступают у Т. Парсонса ценностные образцы, институционализирующие легитимацию нормативного порядка общества. То есть для эффективного функционирования общества как системы необходима разделяемая как можно большим числом индивидов система ценностей, при чем не важно какая именно. А легитимация в данном случае необходима для того, чтобы эту (любую) систему ценностей сделать признаваемой и тем самым обеспечить нормальное функционирование общества.
Таким образом, роль легитимации, по Т. Парсонсу, сводится к следующему: не важно, что чем оправдывается, важно, что это оправдание служит в конечном итоге поддержанию целостности и обеспечения сохранения и функционирования общества как системы.
* * *
«Когда я называю словом предмет, я утверждаю
его существование. Всякое познание вытекает уже
из названия». (А. Белый)
«Если ситуация определяется как реальная, то
она реальна по своим последствиям». (У. Томас)
«Вопрос о легитимности возникает из самой
возможности спрашивать, ставить под вопрос, из разрыва
с доксой, которая воспринимает обычный порядок как
сам по себе разумеющийся». (П. Бурдье)
Особый интерес вызывает концепция П. Бурдье. Ее специфичность состоит, прежде всего, в том, что он вводит понятие символического пространства. Он пишет: «Можно изобразить социальный мир в форме многомерного пространства, построенного по принципам дифференциации и распределения, сформированных совокупностью действующих свойств в рассматриваемом универсуме, то есть свойств, способных придавать его владельцу силу и власть в этом универсуме. Агенты и группы агентов, таким образом, определяются по их относительным позициям в этом пространстве, каждый из них размещен в позиции и в классы, определенные по отношению к соседним позициям (то есть в определенной области данного пространства), и нельзя реально занимать две противоположные области в пространстве, даже если мысленно это возможно» [4, с. 56 – 57].
П. Бурдье говорит, что социальное пространство включает в себя несколько полей, и агент может занимать позиции одновременно в нескольких из них. Поле, по П. Бурдье, - это специфическая система объективных связей между различными позициями, находящимися в альянсе или в конфликте, в конкуренции или в кооперации, определяемыми социально и в большой степени не зависящими от физического существования индивидов, которые эти позиции занимают.
При синхронном рассмотрении поля представляют собой структурированные пространства позиций, которые определяют основные свойства полей. Структура поля есть состояние соотношения сил между агентами или институциями, вовлеченными в борьбу, где распределение специфического капитала, накопленного в течение предшествовавшей борьбы, управляет будущими стратегиями. Эта структура, которая представлена, в принципе, стратегиями, направленными на ее трансформацию, сама поставлена на карту: поле есть место борьбы, имеющее ставкой монополию легитимного насилия, которая характеризует рассматриваемое поле, то есть в итоге сохранение или изменение распределения специфического капитала.
Другими словами, как социальное пространство, так и составляющие его поля (поле политики, поле экономики, поле журналистики, поле интеллектуальной деятельности и др.) характеризуются как место борьбы за обладание неким специфическим капиталом, причем за обладание большим количеством этого капитала по сравнению с агентами, занимающими другие позиции в данном поле.
Каждому из выделенных полей соответствует свой тип капитала: полю политики, например, - политический капитал, то есть своеобразный «кредит доверия» или уровень легитимности, выделенный абстрактно, безотносительно к тому или иному агенту, обладающему или не обладающему им; полю интеллектуальной деятельности - культурный капитал, ярким выражением которого является приписываемая кому-либо компетентность, и т. д. Сумма капиталов, имеющих хождение в различных полях, получила название символического капитала.
Творчество П. Бурдье можно рассматривать в контексте так называемого «веберовского ренессанса», тем более что его работы позволяют переосмыслить и во многом уточнить наследие М. Вебера. Так, например, М. Вебер определял легитимность как признание за кем-либо права осуществлять насилие (имея в виду здесь главным образом физическое насилие). П. Бурдье, в свою очередь, подчеркивает, что легитимность – это признание за кем-либо права осуществлять насилие символическое. Возможность признания права и осуществления символического насилия при этом напрямую зависит от имеющегося в распоряжении агента символического капитала.
Таким образом, - хотя эта мысль не нова, - наше поведение, оценки, мнения зависят от той картины социальной действительности, которую мы считаем реальной, то есть иными словами: для человека существует лишь то, что он признает в качестве существующего. В итоге человек имеет некую картину мира, некое описание мира, которое, по мнению этого человека, соответствует «действительности». При этом основным в этой картине мира является представление о социальной структуре, поскольку именно с ней (со структурой) человек сталкивается практически постоянно, хотя бы для того, чтобы идентифицировать себя и других. Потенциально человек имеет альтернативные описания мира и социальной структуры в частности, но признает в качестве истинной ту, которая исходит от агентов или институтов, обладающих наибольшим символическим капиталом. Таким образом, наличие у кого-либо большого символического капитала облекает владельца правом осуществлять символическое насилие или (как одна из форм подобного осуществления) давать названия тем или иным явлениям.
Основным институтом, имеющим право осуществлять (в том числе и, прежде всего символическое) насилие, является государство, и оно, располагая этим правом, через соответствующие институты обозначает те или иные феномены социальной структуры самим называнием, наименованием, выделением их описывает мир произвольным образом. И поскольку за государством признается такое право, то данные им названия воспринимаются некритически, на уровне «здравого смысла», то есть, имея силу консенсуса, описание мира вос-принимается как естественное и реально существующее. При этом, располагая правом называть, «властью номинации», государством производится навязывание определенного видения и описания мира и социальной структуры в частности.
Иными словами, индивид подчиняется потому, что господство согласуется с навязанным здравым смыслом и безальтернативно вытекает из навязанной картины мира.
* * *
Обратившись к концепции Р. Барта, также можно найти определенные моменты, относящиеся к рассматриваемой теме. Власть буржуазии представляется ему значительно более глубоким явлением, чем институты представительства и репрессии, в которых она внешне локализована, и которыми соблазнительно ограничивать сферу политического в современном западном обществе.
Буржуазия выделяется в качестве класса, проводящего определенную литературную политику. Франция, по его выражению, буквально купается в этой анонимной идеологии, на нее работает все: пресса, кино, мода, театр, спорт, разговоры о погоде, школьные диктанты и т. д. и т. п. Поэтому Р. Барт анализирует не только «политический язык» господствующего класса (лозунги, партийные программы, грамматику предписаний и законов), но и сам язык, данный в очевидности его повседневного употребления, который представляется носителям вневременным образованием, естественным и вечным источником возможных суждений о мире. Сила буржуазности велика и явлена не просто в каких-либо видимых знаках классового господства – власть записана в языке [1].
Только воспитанная привычка не обращать внимания на грамматическую структуру высказываний заставляет речевую деятельность выглядеть невинным проявлением коммуникации. До того как стать мыслями, политические и иные идеи уже оформлены грамматически, но их языковое выражение не безразлично тому, что с его помощью впоследствии что-то утверждают содержательно. Другими словами, язык не является простым орудием содержания, он активно это содержание производит.
Вот почему литература не может существовать в утопическом мире и вне власти, оставаясь языковым образованием, вести независимую от политического измерения жизнь. И напротив, если предположить, что язык имеет «классовую принадлежность», то он автоматически корреспондирует эту принадлежность мышлению субъекта, являющегося носителем этого языка.
Таким образом, мы имеем еще более обширную и тотальную легитимацию, чем у П. Бурдье, легитимацию также ускользающую от внимания «жертвы», но затрагивавшую саму форму мышления, делая его безальтернативно буржуазным.
* * *
Теория Ю. Хабермаса базируется на различении между «системой» (эко-номикой и государством) и «жизненным миром». Признавая ведущую роль рациональности в функционировании, самоидентификации и легитимации системы, Ю. Хабермас говорит, что система в лице бюрократии стремится распространить свое управление не только на экономическую систему (что ставит под угрозу существование рыночных императивов), но и на «жизненный мир», который ранее был «частной сферой», что ставит под угрозу само его существование в качестве такового. То есть осуществляется экспансия «жизненного мира» системой, посредством чего система себя легитимирует (легитимация путем функционально-бюрократических патологий). Это проявляется в следующих моментах: системно интегрируемые сферы действия проникают в «жизненный мир». То есть те действия, которые ранее были присущи только сферам политики и экономики становятся нормой для частной и общественной сфер. Примером может служить коммерциализация искусства (шоу-бизнес), все большее распространение рекламы и т. п., а также (именно как механизм самолегитимации) навязывание гражданам ролей клиента и потребителя. То есть, утверждая их в мысли о том, что государство заботится о них, а их дело - потреблять и пользоваться предоставляемыми государством (или кем-либо иным) услугами. Тем самым подобный механизм нейтрализует возможности политического участия. С той же целью государство как бы вычленяет роль избирателя, к которой, в общем, и свелось участие в процессах политического управления, так как изменение персонального состава управляющих не ведет к принципиальным изменениям. Кроме того, государство имеет возможность устанавливать неравный доступ к информации, деформируя тем самым структуры общественной коммуникации [10]. П. Бурдье радикализировал это положение, говоря о том, что общественное мнение существует как таковое, а лишь задается лицами, обладающими символической властью. В условиях позднего капитализма, по мнению Ю. Хабермаса, на смену идеологиям приходит так называемое «фрагментарное сознание», которое не позволяет индивиду сложить свои представления в целостную картину мира, а, следовательно, уменьшает его возможности вообще ориентироваться в существующей ситуации.
Основным механизмом легитимации, которым располагает государство, является институт массовой демократии и социальной защиты, которая «обменивается» на лояльность масс. Невозможность смены рыночного механизма объясняется также и тем, что государство берет средства для социальной защиты (с помощью налогов) у успешно работающих при этой системе предпринимателей (в широком смысле).
* * *
Цель данной работы заключалась в том, чтобы показать, что легитимация является гораздо более глубоким феноменом, чем политический режим, существующий в обществе. Легитимация поддерживает и оправдывает конкретный социальный порядок. При этом, по Т. Парсонсу, не важно, что и кого оправдывает, важно, что это оправдание интегрирует общество в одну систему, повышает ее стабильность и является непременным атрибутом ее существования. То есть легитимация, взятая отдельно от объекта, предстает культурной детерминантой, необходимым условием коллективной жизни.
Легитимный политический порядок воплощает представления агентов об истине социальной действительности. В концепции М. Вебера, несмотря на привилегированное место рациональности и основы легального типа господства в качестве личного, рационального интереса, самим автором вводится оговорка о недостаточной легитимирующей силе рационального обоснования этого типа господства. И требуется некое иное, трансцендентное, иррациональное обоснование, например, традиция или харизматически окрашенное вмешательство лидера.
Другой авторитетный социолог, С. Липсет, пришел к выводу, что в США, как и во многих странах в период формирования, власть была узаконена посредством харизмы. Легитимность у С. Липсета связывается со способностью системы формировать и поддерживать у масс убеждение, что функционирование существующих политических институтов является наилучшим.
Легитимность политической гегемонии представляет собой кредит доверия и режим наибольшего благоприятствования, полученный доминирующими агентами от доминируемых и наделяющий первых определенными свойствами.
В условиях позднего капитализма к этому добавляются механизмы легитимации как «обмена» социальной защиты на лояльность масс, которые успешно функционируют в рамках рынка, тем самым, ставя под вопрос саму возможность смены данного политического режима (Ю. Хабермас).
Рассматриваемые здесь концепции П. Бурдье и Р. Барта вообще отталкиваются от специфической роли языка. Языка, который, согласно тезису структурной лингвистики, определяет мышление. У П. Бурдье название, данное какому-либо феномену, классифицирует и определяет этот феномен для социальных агентов, тем самым, помещая этого агента внутри структуры, где существующее политическое доминирование единственно возможно. По Р. Барту, сам язык является носителем буржуазной идеологии и, следовательно, он-то и гарантирует невыход субъекта из рамок буржуазного мышления даже в случае отрицания буржуазности самим этим субъектом.
Здесь уместно упомянуть позицию постмодернистов, которые не устают бороться с различными проявлениями буржуазности и тем более механизмами ее легитимации. Теоретики постмодернизма подчеркивают кризисный характер постмодерного сознания, считая, что своими корнями оно уходит в эпоху ломки естественнонаучных представлений рубежа XIX – XX вв., когда был существенно подорван авторитет как позитивного научного знания, так и рационалистически обоснованных ценностей буржуазной культурной традиции. Сама апелляция к здравому смыслу, столь типичная для критической практики идеология Просвещения, стала рассматриваться как наследие ложного сознания буржуазной рациональности. В результате, фактически, все то, что называется европейской традицией, воспринимается постмодернистами как традиция рационалистическая, или, вернее, буржуазно-рационалистическая и тем самым в той или иной мере неприемлемая [8].
Итак, мы видим, что практически во всех приведенных концепциях легитимность выходит за пределы чисто политических структур, и коренится в существовании такого таинственного феномена как власть вообще. Власть постоянно присутствует там, где есть хотя бы два человека, власть пронизывает все общество, наличествуя, как считал М. Фуко, в виде «микроструктур власти». «А легитимность выступает как несводимая, необъяснимая эманация власти, оправдывающая то, что немногие выделенные агенты присваивают себе львиную долю совокупного политического капитала, маскирует для всех; кто в нее верит (а верят те, у кого сформировался политический интере;с) случайный и переходящий характер формы распределения политического капитала» [9, с. 164].
Если предположить, что легитимность и вслед за ней сама власть в обществе бессубъектна, размыта и является непременным условием жизни общества (а предположить это можно уже вслед за М. Фуко, Р. Бартом и др.), то это предположение принципиально меняет контекст рассмотрения проблемы легитимности.
Во всяком случае, ограничение легитимности сферой политики представляется не только недостаточным, но и невозможным, и следует обратиться к более широкому культурному контексту рассмотрения данной проблемы.
СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ:
Власть номинации – признаваемое за кемлибо право давать названия, которые признаются истинными (П. Бурдье).
Жизненный мир (повседневность, обыденная жизнь) – «мир в его зна-чимости для человека, конкретно-историческая основа взаимосогласованного опыта, интерсубъективной идентификации любого смысла, универсум складывающихся анонимно первоначальных очевидностей, априорных по отношению к логико-теоретическим схематизациям природы, культуры, жизни» [13, с.103] (Э. Гуссерль).
Легитимность - «термин, применяемый в социологии для характеристики социального порядка, обладающего престижем, в силу которого он диктует обязательные требования и устанавливает образцы поведения» [11, с.156] (М. Вебер).
Символическое пространство – многомерное структурированное про-странство социальных позиций (П. Бурдье).
Символический капитал – абстрактный «кредит доверия» к тому или иному располагающему им лицу или инстанции, необходимый ресурс легити-мации (П. Бурдье).
Система – здесь: термин, применяемый для обозначения управляющих инстанций (государство), а также сфер, стремящихся организовать свою дея-тельность на рациональных принципах (экономика) (Ю. Хабермас).
ЛИТЕРАТУРА:
1. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. – М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994.
2. Барт Р. Мифологии. – М.: Издательство имени Сабашниковых, 1996.
3. Бурдье П.. Начала. – М.: Socio-Logos, 1994.
4. Бурдье П. Социология политики. – М.: Socio-Logos, 1993.
5. Вебер М. Избранные произведения. – М.: Прогресс, 1990.
6. Гайденко П. П., Давыдов Ю. Н. История и рациональность. – М.: Политиздат, 1991.
7. Громов И. А., Мацкевич А. Ю., Семенов В. А. Западная теоретическая социология. – М.: Ольга, 1996.
8. Ильин И. П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. – М.: Интрада, 1996.
9. Качанов Ю. Политическая топология: структурирование политической действительности. – М.: Ad Marginem, 1995.
10. Хабермас Ю. Отношения между системой и жизненным миром в условиях позднего капитализма.//«THESIS», 1993, №2, с. 123 – 136.
11. Современная западная социология: Словарь. – М.: Политиздат, 1990.
12. Современная западная философия: Словарь. – М.: Политиздат, 1991.
LEGITIMATION. THE PROBLEM OF THE PLACE
This article deals with the problem of legitimacy. The author shows the brief history of this conception, starting with M. Weber. Traditionally the problem of legitimacy is considered as the subject of political sphere of social life only. Indeed, legitimacy is the very important point of this sphere. Having considered the different approaches to this problem by M. Weber, T. Parsons, P. Bourdieu, R. Barthes, J. Habermas we arrive at a conclusion that we cannot restrict the problem of legitimacy by the political sphere only. The phenomenon of legitimacy deals with the power that takes place in every spheres of social life. It means that new approach to investigations of this problem must be proposed. This article allows noting some general points of critic of traditional approaches and to argue above mentioned necessity.
ЛЕГІТИМАЦІЯ. ПРОБЛЕМА МІСЦЯ
Стаття стосується проблеми легітимації. Автор показує коротку історію цього поняття, починаючи з М. Вебера. Традиційно проблема легітимації розглядається як така, що відноситься лише до політичної сфери соціального життя. Дійсно, легітимація є дуже важливим моментом цієї сфери. Розглянувши різні підходи до цієї проблеми М. Вебера, Т. Парсонса, П. Бурдьє, Р. Барта, Ю. Хабермаса, ми дійшли висновку, що не можна обмеживати проблему легітимації лише політичною сферою. Феномен легітимації стосується влади, що має місце у кожній сфері соціального життя. Це означає, що має бути висунутий новий підход до дослідження цієї проблеми. Ця стаття дозваляє окреслити кілька основних пунктів критики традиційних підходів та аргументувати вищезгадану необхідність.
Сообщения
Комментариев нет:
Отправить комментарий